gentelmen.ru - эротические гей рассказы

Было это давно, уже шестнадцать годочков тому назад. Я ещё пацан был, четырнадцать мне едва исполнилось. Городок наш, хоть довольно не маленький был уже к тому времени, а всё ещё много оставалось жилья старого, деревянного, начавшего гнить. Нет, то - не частные, личные дома были. Они же завсегда бывают чистенькие, ухоженные, с садами-огородами, коль хозяева-то у них хорошие, толковые. А эти - государственные, поставленные на скорую руку, - заводы у нас тут надо было жильём рабочих обеспечивать, вот и тяпали-ляпали скорей-скорей, лишь бы больше, больше. А толку-то? Ставили их в тридцатых, а в пятидесятых они уже разваливаться стали. А чего уж о шестидесятых толковать?

Вот, и жили мы, что называется, под божьей милостью. Трое нас было - мать, брат Федька, да я - Василий, - Васька значит. Отца мы схоронили, а я его и помню-то плохо. Пил он по черному и допился до смерти. Матери тяжело было, она на трёх работах работала, чтобы нас вытянуть, да не просто абы как, А чтобы не хуже других были, уж больно матушка наша - гордый человек, дай ей бог здоровья доброго. Федька-то на шесть годков меня старше, он, как подрос, матери стал помогать, да и меня сызмальства к самостоятельности приучили, и правильно это.

Брат в тот год с армии вернулся, отслужил честь по чести. Ему, значит, - двадцать, а мне - четырнадцать. Федька видный парень был. Он и сейчас мужик хоть куда, ну а парень был - сок. Высокий, плечистый, кудрявый. Одна единственная комнатушка была у нас, перегороженная шкафом. По одну его сторону матушка спала, по другую - мы с Федькой. Две кровати наши стояли напротив друг друга.

И вот, помню я тот день, прямо как сейчас. Поздно уже было, спать мы с Федькой улеглись. Мать ещё чего-то по хозяйству делала, а я уже заснул. И снится мне сон. Вот уже честно вам скажу - всё, что снилось мне, накануне наяву было. Мишка-битюк с дружками своими на пустыре меня зажали и, извинясь, сосать заставляли. Они постарше меня были года на два, на три. Я отнекивался, отбрыкивался, но Мишка, всё-таки, разок засунул мне в рот письку свою. Я вырвался и убежал домой. Хотел Фёдору всё рассказать, да не решился как-то. Стыдно ведь! Думал подожду, пока. Коль ещё приставать будут, тогда расскажу. Вот, значит, и снится мне вся эта канитель. Только во сне ещё хуже было. Будто не одному Мишке-битюку я сосал, а всей его "бригаде", прости господи.

Это ж надо такое учинить, даже во сне-то! Да, долгий сон был, тяжёлый. Перед глазами так и мелькали хуи, да яйца. Проснулся я среди ночи, лоб у меня мокрый был от поту. Мамка уже тоже спит... И тут услышал я поскрипывание лёгкое. Чуть-чуть так, еле слышно. Что такое? Глянул на Федьку, -темнота-то не совсем кромешная у нас была, фонари с улицы в окно светили чуток, -а у него одеяло трясётся вроде. Думал, может показалось мне. Пригляделся - так и есть. Обе руки у него - под одеялом, и оно трясётся. Я уж тогда понимал - что это значит. Дрючил Федька. И сам я уже пробовал это занятие. Но не сравнивать же четырнадцатилетнего шпингалета и двадцатилетнего парня! Ему-то уж не в такой же степени надо было как мне! Была у него девка - Анька, но она ж ему не давала до свадьбы-то. Понятия тогда совсем другие были. У нас же все друг про друга всё знали, девчата и боялись поэтому позволять себе лишнее. А парням что делать? У них уже яйца пухнут, а жениться в двадцать лет ещё вроде рановато.

Гляжу я, значит, на брата, а в голове звенеть начало. Так и хотелось подойти к нему, забраться под его одеяло. Я это любил делать ещё чуть ли не с пелёнок. Вот, я и решил осмелеть. В один прыжок я оказался в его кровати, он даже опомниться не успел, только проворчал:

- Чего не спишь-то, ё-моё?...

А я на этом не остановился. Откуда смелость взялась? Рукой своей, как бы нечаянно, я раз - и прикоснулся к его хую. Чувствую - стоит колом. Думаю, будь, что будет! Засунул руку ему в трусы и ухватил. Федька дёрнулся:

- Ты чё?

Ну, соображаю, пора в открытую говорить:

- Федь, - говорю, - ты дрючил, я видел. Хочешь, я тебе сам?

- Ты не дури давай...

А руку-то мою не убирает. Я и давай водить туда-сюда, вверх-вниз. Потом, уж не знаю, как это назвать, но словно подтолкнул меня кто-то. Я залез под одеяло и взял в рот. Здоровый!... Едва во рту поместился. И, что интересно, не ощущал я противности, как на пустыре. Наоборот - нравилось мне, хоть смейтесь, хоть корите. Вдруг Федькины руки взяли меня за голову и потащили вверх. Я вынырнул - глаза его горят, зашептал он тихо, чтобы мать не разбудить:

- Это кто ж тебя научил?!

- Пацаны.

- Ты знаешь, как эта херня называется?! Вафлёром хочешь быть?!

Я испугался, начал хныкать да и заложил ему всё про Мишку-битюка. Фёдор помолчал, потом говорит:

- Ладно, я завтра этим блядогномам яйца оторву, но чтоб ты у меня не смел этого, слышишь?

- Слышу.

- Всё. Иди спать.

- Федь, можно я с тобой останусь?

- Иди, я сказал.

- Ну хоть на пять минут. Пожалуйста...

- Ладно, на пять минут.

Лежу, пялю зенки в стенки... А у него всё торчит. Думал я, думал - не убьёт же он меня, брата родного, в конце-то концов. И решился:

- Федь...

- Чего тебе?

- Ты не спишь?

- Засыпаю. Иди к себе.

- Слушай, Федь, можно я тебе ещё немножечко пососу, а? Я больше никому никогда не буду!...

Фёдор запыхтел, но ничего не ответил. Я и опять нырнул к нему под одеяло. Как только засосал опять, так мне хорошо-хорошо стало... Сосу, сосу, сосу... А под одеялом-то душно, силушки нет! С меня уж пот льёт, уж дышать нечем стало. Федька наверное почувствовал это. Он отбросил одеяло и положил мне руки на голову. Я разошёлся, прямо как паровоз... Фёдор привстал:

- Васёк, не чмокай... Мать услышит.

- Ладно, - говорю, - хорошо тебе?

- Здорово.

Это меня ещё больше подхлестнуло. Я уж порядком устал, но заставил себя ещё работать. Федька уж тоже вспотел. Трусы мешали ему, я их стащил с него, и он стал ногами по-всякому Выделывать - то раскинет их, то сожмёт...

Видать, от этого ему ещё лучше делалось. Чувствую, дышит он шумно, дёргаться начал, так я ртом ещё сильнее заработал. Ещё чуток, и он чуть не кричит:

- Вась, погоди... Хорош... Вынь изо рта... Да что ж ты... Ой...

Ну сами понимаете, в рот мне тут полилась сперма по научному, а по-нашенски - просто спущёнка. Тёплая такая, вязкая... Я изо рта-то его хуй выдернул, так она, родимая, в рожу мне стреляет, рожей увернусь, она - в шею, в грудь, конца и края ей не видать. Федька стонет, мне аж боязно стало:

- Федь, - шепчу, - не стони так, мать бы не услышала.

Вот ведь, кино-то какое! То он меня урезонивает, то я его. Наконец Федька обспускался, и я побежал в коридорчик наш, к умывальнику. Как глянул на себя в зеркало - едрит твою в кабанку - вся рожа залита как сметаной словно. Аж сопли висят и не капают только по причине густоты своей. Я давай умываться изо всех сил. А вода-то холодная! Спущёнку только в клей превращает, а ни хрена не смывается, собака. Не дай бог, мать в туалет встанет...

Я - хвать мыло, давай рожу свою мылить... Помню, мыло ещё в глаза попало.

Короче - намучался я тогда. Мать, слава богу, не вышла. Отмылся вроде, возвращаюсь обратно, Федька всё так же и лежит, как лежал - без одеяла, без трусов своих семейных чёрных. Спит, что ли? Подошёл я и лёг прямо на него. Обнял меня руками - не спит. Заговорил со мной:

- Сильно устал?

- Есть маленько, - говорю.

- Я тебя сильно напачкал?

- Есть маленько, - отвечаю.

Это уж я с ним играть начал, образно говоря.

- Васёк, ты смотри, не ляпни кому-нибудь по простоте-то!

- Не ляпну.

- А я тебе с получки ручку куплю дорогую, какую ты хотел, помнишь?

- Не надо мне никакой ручки. Я её все равно через день потеряю.

- А чего ты хочешь?

- Спать с тобой до утра. И не гони меня.

Я действительно тогда хотел этого больше всего на свете. Федька надел трусы, я лёг на бок, и он обнял меня сзади. Было ещё не совсем уж поздно, я посмотрел на часы, когда возвращался из коридора - без пяти час. Короче заснули. Думаете, всё на этом? Какой там! Слушайте дальше, коли не противно вам. А, собственно, чего противного-то? Это - жизнь наша. У кого бывает такое, у кого - нет, так у того что-нибудь другое тайное на душе имеется.

Среди ночи где-то опять я проснулся. Видно не суждено было спать-то. Отчего проснулся? Да от Федьки, от кого же ещё? Руками сжимает меня во сне, и хуй его мне в задницу упирается. Наверное, Анька ему снится... А мне ничего, приятно. Я и давай задницей-то специально поворачивать, чтобы хуй его стоячий лучше почувствовать. Он, наверное, тоже проснулся, а может, и не спал давно:

- Вась, - говорю, - давай я тебя туда?

- Куда? - не понял я.

- Ну..., в попку.

Я как-то тогда не ожидал этого, не был готов. Да делать нечего.

- Давай, - говорю.

Встали мы из постели, чтобы не скрипела она, трусы сняли, Федька и говорит мне:

- Васёк, если будет чуток больно, ты потерпи. Но, только не пищи, а то что матери-то говорить будем? Ну, а если уж невтерпёж придёт, тогда скажи, я уж не стану.

- Потерплю, - отвечаю, - давай.

Нагнул он меня, я рукой за спинку кровати уцепился.

Начал он пристраиваться. Присел чуток, старается вправить... Не тут-то было. У него у самого ещё опыта-то в этом деле не было никакого, не говоря уж про меня, пацана. Туда-сюда..., чувствую, залупа его упёрлась мне в дырочку и вползать стала.

Боль я почувствовал.

Больно, - шепчу ему.

Отстранился он, на ладонь поплевал, хуй смочил и - опять. Вроде, побольше залез. Ан, всё же, тяжело это было. Попка-то у меня тогда совсем маленькая была, детская, а елдёнка у него - для любой манды находка! В общем, уж и так, и сяк крутились-вертелись, а никак он, бедный, не засунет толком. И тут умишко мой мальчишеский подсказал:

- Федь, а если смазать?

- Можно, а чем?

- Маслом постным. В коридоре в шкафчике бутылка стоит.

- И то правда.

Федька сходил и принёс бутылку. Наклонил он её круто - аж на пол пролилось. Он выругался, хуй смазал и - туда. Пошло, пошло, поехало! Скользкий-то хуй сухому не ровня, да и попка моя, видать, уже расширилась за это время. Заполз в меня братишка на всю катушку, аж яйца его к моим прижались. Спросите - больно ли было мне? Да не столько больно, сколько страшновато. Всё-таки такая палка! Как бы, думаю, не повредить мне там печёнки-селезёнки всякие. А у него, видать, так хорошо пошло... Добился, чего хотел, аж дрожит весь дрожью мелкой. Руками меня то за грудь обхватит, то - за шею, за живот. Долго он меня е...ал-то! Или мне это так показалось тогда? Короче, стал я уже покрякивать. Он тогда протянул руку, взял пальцами мою пипирку и ну её дрочить. Мне сразу легче стало, а через минутку-другую чувствую - кайф этот, балдёж, по книгам - оргазм подходит у меня. А Федька всё сильней толкает. Хуй его хлюпает у меня в попке - масло ведь там. Я уж сам кончил и, чувствую, Федюня на подходе. Ой, как он застонал-то! Это было уж очень громко. Тут мать-то и проснулась. Слышим её голос:

- Федь... Вы чего там, а?

Федька от страху вынул свою елду из меня и отвечает:

- Мама..., ты спи. Я курить выходил..., задел пальцами ноги о порог. А голос-то у него как дрожал! Ведь в это время у него из хуя спущёнка хлестала мне на задницу, да на ляжки. Ё-моё! Опять в коридор идти! Как же я жопу-то буду мыть и ноги?... Да ещё и мать проснулась.

К счастью, мама быстро засыпает у нас. Федька сам вывел меня в коридор, нашёл какую-то старую тряпку, намочил её, обтёр меня как следует, потом сполоснул. Заснули мы уже где-то к утру. А он, едва рассвело, вскочил и давай полы у кровати вытирать от масла. В общем, все следы скрыли. Будете осуждать его? Или меня? Дело ваше. Только вот будущее показало, что мы с ним очень нужны друг другу.

Теперь уж мне - тридцать, а ему - тридцать семь годков. Он женился на своей Аньке, да я бобылём не остался, даже перегнал его в детях. У него - две дочки, а у меня - трое, дочка и два сына. Хаты мы поставили на другом конце городка нашего. А с этим делом?... Да ладно уж, чего скрывать, - до сих пор бывает. Он, как выпьет малость, сразу начинает баньку топить и меня с собой тащит. А закроемся с ним в парилочке, обнимет он меня и шепнёт:

- Васятка, лучше тебя никого и нет. Я бы и жить-то без тебя не смог.

Ну, тут ещё большое значение имело то, что он оказался в окружении одних баб - жена, да две дочки. И то они отличались характерами, скажем прямо, не ангельскими.

Вот, я для него и был всегда эдакой отдушиной. И мне хорошо было - как он меня иногда в попку-то сделает, так я после этого и с бабой своей лучше сплю, она мною завсегда довольная была, никогда не жаловалась. Ну, вот, вроде и всё. Коли надоел я кому, так вы уж простите. Одно скажу вам на последок - вы не бойтесь этого, когда ну... мужики с мужиками, или, бывает, бабы с бабами... Это даже помогает в другом, ей богу! Главное, чтобы люди дороги были друг другу, нужны в жизни нашей нелёгкой. Ну, а когда этого много становится в жизни, да со многими людьми у одного-то, так это, конечно, негоже. Блядство ведь никого никогда до добра не доводило. Ну, всё, надоел я вам. Живите сами как хотите, а других не судите.

На главную страницу